В помещении, похожем на школьный спортзал, такой же, как фильме Никиты Михалкова "двенадцать", сидел я, и ещё кто-то, на длинной скамейке за длинным столом. Что я там делал? Насколько помню - ничего, просто сидел и наблюдал, как на самом конце скамейки, лежал и спал мой отчим, наяву который уже больше десяти лет назад, как умер. Рядом с собой на стол он поставил бутылку свежего, холодненького и забористого пива, чтобы проснувшись, легко и быстро утолить жажду без труда, протянув лишь руку. Спать на узкой доске упираясь о стену ему было неудобно и он время от времени переворачивался делая паузы в композиции своего затяжного храпа. Падающий с маленьких окон свет на стол, освещал бутылку с пивом и отражающие пузырьки с газом один за другим, поднимались вверх и лопались, достигая поверхности золотистой жидкости.

Спустя некоторое время мы вышли на какое-то кладбище, где было много свежих могил. Я увидел гроб, но с личностью оказавшийся в нем, одетым в шикарный дорогой костюм я не был знаком и каких-либо чувств скорби не чувствовал. Мне показалось, что крышку гроба не закрыли до конца, со стороны головы покойного и, когда его закапывали, то как-то близко к поверхности - на десяти сантиметровой глубине. Я обратился к хоронившим, негодуя, что после первого дождя все вылезет наружу и уже представлял себе эту неприятную картину, но они молчали и своим странным поведением дали мне понять, что так у них задумано и такие здесь правила. Лезть не в свое дело, затрагивая эту дурацкую тему я больше не стал и очутился у кого-то в гостях, где кроме меня было еще много народу, в том числе и некоторые родственники, но мероприятие не было похоже на поминальный ужин, скорее на встречу поэтов-неудачников. Мой дядька подходя к столу, что-то объяснял про спиртное. Он говорил, что у них тут кроме этого предложенного им напитка ничего нету, но люди не жалуются - вполне приличный суррогат, после которого не у кого еще не наблюдалось тяжелое похмелье. Но что бы он не говорил, предлагая водку, желание пачкать свой разум алкоголем у меня не возникало, так как и наяву в этом вопросе я абсолютно категоричен.

Между делом я разговорился с человеком, которого в тоже время не видел и беседовал с ним, как бы мысленно, ну можно сказать телепатически. Речь шла о недавно покинутом всеми жителями городе. Он рассказывал, что раньше тоже жил в том городе, но из-за последних событий пришлось оставить жилье. Поначалу, когда все стали сбегать он решил переждать, надеясь на перемену в лучшую сторону, но убедившись в обратном, вывез оттуда жену и детей. А сам иногда возвращается в их старую квартиру, чтобы совсем ее не запустить, поддерживая признаки жизни. Я попросил его стать моим проводником и он согласился сказав, что знает безопасный путь, но идти туда возможно станет только зимой, когда подморозит и все покроется снегом. Я пытался выяснить для чего это так нужно, но ответа не последовало. Что случилось с этим городом я не знал, известно мне лишь то, что он пустует уже примерно два или три года. Мне не терпелось отправится в путь, но до ближайшего заморозка еще было далеко и я только подумав, сразу же очутился на снежной степной дороге, которая пролегала среди глубоких сугробов.

Мы с мамой стоим посреди поля, где растёт пшеница - повсюду зрелые колосья, не видно ни конца, ни края. Всё вокруг - в жёлтых тонах: и пшеница, и солнечный свет, даже небо, и то с желтизной. Поле пересекает дорога. Мы пришли сюда, чтобы выкопать из могил бабушку и дедушку и похоронить их в другом месте. У дороги - бабушкина могила. Она не очень глубокая, разрытая; земля с большой примесью глины - смесь жёлтого и оранжевого. На дне лежит моя мёртвая бабушка. Она в белом ситцевом платье с синим рисунком, из-под платья видны закоченевшие босые ноги. Лицо у неё жёлтое, как будто восковое. Я удивляюсь, что за долгие годы тело так хорошо сохранилось, седые волосы аккуратно расчёсаны. Она лежит на боку, мы переворачиваем её и думаем, где её перезахоронить. Мама говорит, что купила дачу и хочет похоронить покойников там. Мы идём туда, там стоит полуразрушенный дом - саманный, с паутиной внутри. Я беру кирпичи и начинаю его достраивать, через окно без стекла смотрю во двор: там у стены дома растёт старое дерево, а под ним две могилы (похоже, бабушку и дедушку перезахоронят там). Продолжаю строить, но думаю: страшно, наверное, будет жить в этом доме, когда рядом - мёртвые... Я иду по улице в том же районе, где находится поле и дача. Опять всё вокруг в жёлтых тонах. По пути мне попадается церковь, я узнаю, что сегодня праздник - Пасха. Вхожу в церковь: там в ряд на полу стоят гробы. В одном из гробов лежит моя бабушка с жёлтым, как воск, лицом. Рядом другие покойники, всех их должны отпевать. В церкви стоит жуткий смрад от этих мёртвых тел. У людей, столпившихся там, тоже желтоватые лица. Церковный двор - серый, асфальтированный, без единого дерева или даже травинки, наискось пересечённый неярким солнечным лучом, таким же тускло-жёлтым, как и лица у мёртвых. Поскорее ухожу, иду дальше по дороге - мне навстречу попадается ещё одна церковь. У её дверей стоит гроб, в нём покойник - седой, пожилой мужчина. Церковь тоже наполнена гробами. По пути мне встречается несколько церквей, во всех - одно и то же: у дверей - несколько гробов с трупами, и внутри - мёртвые, ждущие отпевания. Запах трупов слышен уже далеко на улице. Мне хочется поскорее убраться оттуда, я всё время ускоряю шаг и в церкви уже не захожу...

Сон старый.Ощущаю себя толстой тяжелой птицей .Чувствую за спиной движения крыльев.Движения медленные и даются с трудом,слышу звук крыльев.Лечу вдоль узкой долины, по бокам зеленые горы.Долина съужается ,и я уже не могу лететь, размах крыльев шире.Я поворачиваюсь и лечу боком,но двигаюсь в том же направлении.Затем приземляюсь на вершину горы и вижу там кладбище: кресты и памятники.Просыпаюсь.